Державин Гавриил Романович (1743-1816 гг.) |
|
"Князь Кутузов - Смоленский"
Когда
в виду ты всей вселенны
Наполеона посрамил, Языки одолел сгущенны, Защитником полсвета был; Когда тебе судьбы предвечны Ум дали — троны царств сберечь, Трофеи заслужить сердечны, Осилить Александров меч; Злодеев истребить враждебных, Обресть бессмертный лавр побед, В вратах Европы растворенных Смыть кровью злобы дерзкий след; Москву освободить попранну, Отечество спасти от зол, Лезть дале путь пресечь тирану, Един основывать престол,— Не умолчит потомств глагол! Се мать твоя, Россия,— зри — Ко гробу руки простирает, Ожившая тобой, рыдает, И плачут о тебе цари! |
"Ода на смерть фельдмаршала князя Смоленского"
Отколе
пал внезапно гром
И молния покрылась паром? Грохочет всюду гул кругом! Каким гордится смерть ударом, Что дрогнула твоя коса?
Давно
ль, давно ль, страна преславна,
В блаженстве царствовала ты! Где ж красота твоя державна? Не тот и взор, не те черты! Отколь там грусть, где дух великий?
Военный
гений твой в слезах.
В густом тумане ратна сила, Всеобща скорбь слышна в речах, По лаврам ты идешь уныло! Где сын твой, где бессмертный вождь?..
Откликнись,
вождь наш несравненный!
Осиротел твой меч в ножнах! На твой лежащий шлем священный Уже валятся ржа и прах! Не спишь ли ты в сияньи славы?..
Проснись...
Но что?.. Желанья тщетны!
Молчит весь мир на голос мой! Ссеченный дуб наш кратколетний Не тмит уже лучей собой, И шум вокруг лишь в листьях мертвых.
Вот
гения блестящий век!
Где ум? где дух? где блеск и сила? И что такое человек, Когда вся цель его — могила, А сущность—горсть одна земли!
И
свет и прах он здесь мгновенно,
Но скрытый сей небесный гром Единым мигом в жизни тленной Быть может вечности лучом. О призрак света непостижный!..
1813
|
Денис Васильевич Давыдов (1784-1839 гг.) |
 |
«Элегия IV»
В ужасах войны кровавой Я опасности искал, Я горел бессмертной славой, Разрушением дышал; И, в безумстве упоенный Чадом славы бранных дел, Посреди грозы военной Счастие найти хотел!.. Но, судьбой гонимый вечно, Счастья нет! подумал я... Друг мой милый, друг сердечный, Я тогда не знал тебя! Ах, пускай герой стремится За блистательной мечтой И через кровавый бой Свежим лавром осенится... О мой милый друг! с тобой Не хочу высоких званий, И мечты завоеваний Не тревожат мой покой! Но коль враг ожесточенный Нам дерзнет противустать, Первый долг мой, долг священный Вновь за родину восстать; Друг твой в поле появится, Еще саблею блеснет, Или в лаврах возвратится, Иль на лаврах мертв падет!.. Полумертвый, не престану Биться с храбрыми в ряду, В память Лизу приведу... Встрепенусь, забуду рану, За тебя еще восстану И другую смерть найду! 1816 |
«Партизан». Отрывок
Умолкнул бой. Ночная тень
|
"Бородинское поле.
Элегия"
Умолкшие
холмы, дол некогда кровавый,
Отдайте
мне ваш день, день вековечной славы,
И
шум оружия, и сечи, и борьбу!
Мой
меч из рук моих упал. Мою судьбу
Попрали
сильные. Счастливцы горделивы
Невольным
пахарем влекут меня на нивы...
О,
ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты,
голосом своим рождающий в полках
Погибели
врагов предчувственные клики,
Вождь
Гомерический, Багратион великий?
Простри
мне длань свою, Раевский, мой герой?
Ермолов!
я лечу — веди меня, я твой:
О,
обреченный быть побед любимым сыном,
Покрой
меня, покрой твоих перунов дымом!
Но
где вы?.. Слушаю... Нет отзыва! С полей
Умчался
брани дым, не слышен стук мечей,
И я,
питомец ваш, склонясь главой у плуга,
Завидую
костям соратника иль друга.
1829
|
|
Фёдор Николаевич Глинка (1786-1880 гг.) |
 |
"Стихи генералу Раевскому"
Опять
с полками стал своими
Раевский, веры сын, герой!.. Горит кровопролитный бой. Все россы вихрями несутся, До положенья глав дерутся; Их тщетно к отдыху зовут: "Всем дайте умереть нам тут!" - Так русски воины вещают, Разят врага-не отступают: Не страшен россам к смерти путь. И мы, о воины! за вами Из градов русских все пойдем; За нас вы боретесь с врагами, И мы, мы вас в пример возьмем. Или России избавленье, Иль смерть врагу и пораженье!.. К победе с вами мы пойдем Иль с верой - верными умрем. |
"Партизан Давыдов"
Усач.
Умом, пером остер он, как француз,
Но саблею французам страшен: Он не дает топтать врагам нежатых пашен И, закрутив гусарский ус, Вот потонул в густых лесах с отрядом — И след простыл!.. То невидимкой он, то рядом, То, вынырнув опять, следом Идет за шумными французскими полками И ловит их, как рыб, без невода, руками.
Его постель—земля, а лес дремучий—дом!
И часто он, с толпой башкир и с козаками, И с кучей мужиков, и конных русских баб, В мужицком армяке, хотя душой не раб, Как вихорь, как пожар, на пушки, на обозы, И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан. Но милым он дарит, в своих куплетах, розы. Давыдов! Это ты, поэт и партизан!.. |
«Песнь русского воина при виде горящей
Москвы»
Темнеет
бурна ночь, темнеет,
И ветр шумит, и гром ревет; Москва в пожарах пламенеет, И русский воин песнь поет: «Горит, горит царей столица; Над ней в кровавых тучах гром И гнева божьего десница... И бури огненны кругом. О Кремль! Твои святые стены И башни горды на стенах, Дворцы и храмы позлащенны Падут, уничиженны, в прах!.. И всё, что древность освятила, По ветрам с дымом улетит! И град обширный, как могила Иль дебрь пустынна, замолчит!.. А гордый враг, оставя степи И груды пепла вкруг Москвы, Возвысит грозно меч и цепи И двипнет рать к брегам Невы... Нет, нет! Не будет пить он воды Из славных невских берегов: Восстали рати и народы, И трон царя стрежет любовь! Друзья, бодрей! Уж близко мщенье: Уж вождь, любимец наш седой, Устроил мудро войск движенье И в тыл врагам грозит бедой! А мы, друзья, к творцу молитвы: О, дай, всесильный, нам, творец, Чтоб дивной сей народов битвы. |
|
Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837 гг.) |
 |
"Александру".
Отрывок
.....
Тебе, наш храбрый
царь, хвала, благодаренье!
Когда полки врагов
покрыли отдаленье,
Во броню ополчась,
взложив пернатый шлем,
Колена преклонив пред
вышним алтарем,
Ты браней меч извлек и
клятву дал святую
От ига оградить страну
свою родную.
Мы вняли клятве сей; и
гордые сердца
В восторге пламенном
летели вслед отца
И местью роковой
горели и дрожали;
И россы пред врагом
твердыней грозной стали!..
«К мечам!» — раздался
клик, и вихрем понеслись;
Знамена, восшумев, по
ветру развились;
Обнялся с братом брат;
и милым дали руку
Младые ратники на
грустную разлуку;
Сразились. Воспылал
свободы ярый бой,
И смерть хватала их
холодною рукой!..
А я... вдали громов, в
сени твоей надежной...
Я тихо расцветал
беспечный, безмятежный!
Увы! мне не судил
таинственный предел
Сражаться за тебя под
градом вражьих стрел!
Сыны Бородина, о
кульмские герои!
Я видел, как на брань
летели ваши строи;
Душой восторженной за
братьями спешил.
Почто ж на бранный дол
я крови не пролил?
Почто, сжимая меч
младенческой рукою,
Покрытый ранами, не
пал я пред тобою
И славы под крылом
наутро не почил?
Почто великих дел
свидетелем не был?
.....
1815
|
"Наполеон".
Отрывок
.....
Надменный! кто тебя
подвигнул?
Кто обуял твой дивный
ум?
Как сердца русских не
постигнул
Ты с высоты отважных
дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты
мечтал,
Что мира вновь мы
ждем, как дара;
Но поздно русских
разгадал...
Россия, бранная
царица,
Воспомни древние
права!
Померкни, солнце
Австерлица!
Пылай, великая Москва!
Настали времена
другие,
Исчезни, краткий наш
позор!
Благослови Москву,
Россия!
Война по гроб — наш
договор!
Оцепенелыми руками
Схватив железный свой
венец,
Он бездну видит пред
очами,
Он гибнет, гибнет
наконец.
Бежат Европы
ополченья!
Окровавленные снега
Провозгласили их
паденье,
И тает с ними след
врага.
И все, как буря, закипело;
Европа свой расторгла
плен;
Во след тирану
полетело,
Как гром, проклятие
племен.
И длань народной
Немезиды
Подъяту видит великан:
И до последней все
обиды
Отплачены тебе, тиран!
.....
1821
|
"Евгений
Онегин". Отрывки из романа
.....
Как часто в горестной
разлуке,
В моей блуждающей
судьбе,
Москва, я думал о
тебе!
Москва... как много в
этом звуке
Для сердца русского
слилось!
Как много в нем
отозвалось!
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок.
Мрачно он
Недавнею гордится
славой.
Напрасно ждал
Наполеон,
Последним счастьем
упоенный,
Москвы
коленопреклоненной
С ключами старого
Кремля:
Нет, не пошла Москва
моя
К нему с повинной
головою.
Не праздник, не
приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу
погружен,
Глядел на грозный
пламень он.
....
Гроза 12 года
Настала - кто тут нам
помог?
Остервение народа
Барклай, зима иль
русский бог
Но бог помог - стал ропот ниже
И скоро силою вещей
Мы очутилися в
Париже>
А русский царь главой
царей
....
1827-1830
|
"Была пора: наш
праздник молодой". Отрывок
.....
Вы помните: текла за
ратью рать,
Со старшими мы
братьями прощались
И в сень наук с
досадой возвращались,
Завидуя тому, кто
умирать
Шел мимо нас... и племена
сразились,
Русь обняла кичливого
врага,
И заревом московским
озарились
Его полкам готовые
снега.
Вы помните, как наш
Агамемнон
Из пленного Парижа к
нам примчался.
Какой восторг тогда
пред ним раздался!
Как был велик, как был
прекрасен он,
Народов друг,
спаситель их свободы!
Вы помните — как
оживились вдруг
Сии сады, сии живые
воды,
Где проводил он
славный свой досуг.
.....
1836
|
Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841 гг.) |
 |
"Наполеон"
В неверный час, меж днем и темнотой,
Когда туман синеет над водой,
В час грешных дум, видений, тайн и дел,
Которых луч узреть бы не хотел,
А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,
На берегу, склонивши взор к волнам,
Стоит вблизи нагбенного креста?
Он не живой. Но также не мечта:
Сей острый взгляд с возвышенным челом
И две руки, сложенные крестом.
Пред ним лепечут волны и бегут,
И вновь приходят, и о скалы бьют:
Как легкие ветрилы, облака
Над морем носятся издалека.
И вот глядит неведомая тень
На тот восток, где новый брезжит день;
Там Франция!— там край ее родной
И славы след, быть может скрытый мглой;
Там, средь войны, ее неслися дни...
О! для чего так кончились они!..
Прости, о слава! обманувший друг.
Опасный ты, но чудный, мощный звук;
И скиптр... о вас забыл Наполеон;
Хотя давно умерший, любит он
Сей малый остров, брошенный в морях,
Где сгнил его и червем съеден прах,
Где он страдал, покинут от друзей,
Презрев судьбу с гордыней прежних дней,
Где стаивал он на брегу морском,
Как ныне грустен, руки сжав крестом.
О! как в лице его еще видны
Следы забот и внутренней войны,
И быстрый взор, дивящий слабый ум,
Хоть чужд страстей, всё полон прежних дум;
Сей взор как трепет в сердце проникал
И тайные желанья узнавал,
Он тот же всё; и той же шляпой он,
Сопутницею жизни, осенен.
Но — посмотри — уж день блеснул в струях.
Призрака нет, всё пусто на скалах.
Нередко внемлет житель сих брегов
Чудесные рассказы рыбаков.
Когда гроза бунтует и шумит,
И блещет молния, и гром гремит,
Мгновенный луч нередко озарял
Печальну тень, стоящую меж скал.
Один пловец, как ни был страх велик,
Мог различить недвижный смуглый лик,
Под шляпою, с нахмуренным челом,
И две руки, сложенные крестом.
1830
|
"Бородино"
- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
"Пора добраться до картечи!"
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
"Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!"
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась - как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны -
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри - не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!
1837
|
Лев Николаевич Толстой (1828-1910 гг.) «Война и мир» |
 |
 |
-Кто там кланяется? Юнке`г Миг`онов!
Нехог`ошо, на меня смотг`ите!- закричал Денисов, которому не стоялось на
месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою ( с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал эфес вынутый наголо сабли, было точно такое же, как всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. |
Ростов перетащился тоже к огню.
Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла все его тело. Сон
непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и
не находившей положения руки. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь,
казавшийся ему горячо-красным, то на сутуловатую слабую фигурку Тушина, по-турецки
сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием состраданием устремлялись на него. Он
видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул. |
 |
 |
На Праценской горе, на том самом
месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский,
истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским
стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять почувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что-то боли в голове. «Где оно, это высокое небо, которого я не знал до сих пор и увидал нынче?- было первою его мыслью.- И страдания этого я не знал также,- подумал он.- Да я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?» Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по-французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять все то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. |
Небольшой мутный с зеленью пруд,
поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон
человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с
кирпично-красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое
мясо с хохотом и гиком барахталось в этой луже, как караси, набитые в лейку.
Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
|
 |
 |
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу
деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков-ополченцев с крестами на шапках и в
белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что
то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая. Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты. |
 |
Вдруг что-то случилось; офицерик ахнул и,
свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось
странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в
солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал
одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не
вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю,
и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что-то.
Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
|
Князь Андрей, точно
так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по
лугу подле овсяного поля от одной межи к другой, заложив назад руки и опустив
голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых
оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали
солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая
своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример,
прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их.
Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно
направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения,
в котором они были.
|
 |
Марина
Цветаева
(1892-1941 гг.) |
 |
"Генералам двенадцатого года"
Вы,
чьи широкие шинели
Напоминали паруса, Чьи шпоры весело звенели И голоса.
И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след – Очаровательные франты Минувших лет.
Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, - Цари на каждом бранном поле И на балу.
Вас охраняла длань Господня
И сердце матери. Вчера – Малютки-мальчики, сегодня – Офицера.
Вам все вершины были малы
И мягок – самый черствый хлеб, О молодые генералы Своих судеб! |
Война 1812 г. в литературе
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий